Это повествование об Игоре - жителе нашего города, худощавом мужчине
сорока пяти лет, познавшем все "прелести” жизни. Я встретился с ним и постарался записать его рассказ о прожитом.

        -Призвали меня в армию в восемьдесят четвертом. Службу начинал в Уссурийском крае. Курс "молодого бойца” проходил без осложнений, да это и неудивительно: водитель - он и в тайге водитель. Через полгода начался отбор солдат. Строгая медицинская комиссия. Всё это проходило под "председательством” начальника особого отдела округа. Ходили слухи: готовят в Афган! Но кто может в это поверить, находясь за тысячи километров от восточных рубежей страны?
       Когда пришёл эшелон, сформировали две колонны, человек семьдесят. Дали команду грузить транспорт, и все облегченно вздохнули - пассажирских вагонов нет. А ночью - боевая тревога, время на сборы - тридцать минут. Привезли к эшелону, а там - два прицепных пассажирских вагона.
       Ехали около тридцати дней. Останавливались только на крупных станциях для помывки /вши/. Наконец потянулись бескрайние пески с плывущими по ним караванами верблюдов, и по вагону пронёсся шепот: "Приплыли”.
       В Термезе на мой КамАЗ 4310 /так званый "крокодил”/ погрузили зенитную установку, а ко мне в кабину посадили двух зенитчиков. Так началась моя командировка длиной в год. Базировались в Кабуле - это В/Ч 0011 и 0012. "Мотались” по чужой стране в составе механизированной колонны: сопровождали, перевозили…
       -Был ли страх? Был. Тот, кто говорит о героизме, бия себя пяткой в грудь, врет. Нас оторвали от мирной жизни, и войну мы видели только в кино. Но та война, которую мы там увидели, была совсем не киношная. Что видел? Не дай Бог вам это увидеть. Помню яркую вспышку и летящую в колонну "смерть". Помню, что пережил, глядя на месиво из металла и крови, - это все, что осталось от шедшего впереди командирского Уазика. Помню глаза моих сослуживцев, горящие жаждой мести. Это вас/автору/ в семьдесят девятом встречали с цветами, а нас - огнеметами и минами. Первый раз подорвался на мине вблизи кишлака Алабаб - это провинция Нарай. Когда рванула мина, почувствовал, будто обе мои руки оторвались, а голова зажата в тиски. Потом понял, что меня зажало между смятой кабиной и днищем машины. Растекающаяся кровь, биение сердца в груди... Кто слышал рев реактивного двигателя самолета, тот меня поймет. Жуткий гул в голове, плывущие, как в замедленном кадре, движения бросившихся ко мне сослуживцев, и вслед - круговорот из человеческих лиц, вершин гор и искореженных войной машин. Вертушкой меня доставили в Кабульский госпиталь. Там пробыл недолго. Состояние - будто бы ничего, но преследовал постоянный гул, боль в голове, смена периодов возбуждения и подавленности.
      Что сделал? Напросился назад к своим, в колонну. А как иначе - мы ведь из Донбасса. В части о Донбассе отзывались с уважением, поэтому надо было марку держать. Все парни из степей донецких были жесткие, боевые, но по-особому справедливые, не способные на подлость - наверное, потому и уважали. И снова колонна, снова бросающий нам вызов ночной "хищник”... К концу "командировки” взорвали всё, что не могло двигаться самостоятельно, и, погрузившись на платформы, отправились в часть.
      Демобилизовался, вернулся на родной завод. Женился, родилась дочь. Работал, как положено мужику. Но глубоко внутри себя постоянно ощущал тягу к военному делу, которую перенял от брата /он военный, живет в Москве/. Мне предлагали еще в части: " Оставайся, пойдёшь без экзаменов в высшее командное…” Отказался. Домой хотелось. Через полтора года все-таки решился, пошел служить в автоинспекцию, а через пять лет неожиданно для себя уволился. Дальше все пошло не так, как хотел…

Контузия, головные боли, чувство неудовлетворённости от того, что иду не тем путём и, как следствие, проблемы в семье. Развелся.
      Однажды столкнулся с человеком, который говорил злые и подлые слова об афганцах, о тех, кто там погиб. Подрались. Ударил его дважды, а он…умер. Жалко мужика, но что поделать – судьба. Моя судьба, его судьба…

 Ему уже не помочь, а себе жизнь испортил, да ещё переживал за дочь и сына, которому
исполнилось два годика. Полтора года - следствие, этапы, и только благодаря послужному списку, отличным характеристикам, получил шесть лет. Тяжело было, не скрою. В Афгане постоянно видел смерть, но там убивал врага, а здесь - свой…

Там шла война страшная, жестокая, но мы старались всеми силами вернуться живыми. В переводе с пушту "афган” обозначает крик. Вот и мой крик застрял в груди. 

Игорь на секунду смолк, тяжело вздохнул и, облизнув пересохшие губы, продолжил:
      -Отбывая наказание, получил страшное известие: умерла жена. Сразу возникла мысль: а как же сын? Поверьте, такое и врагу не пожелал бы. Жене не было и тридцати. Мучился в душе: с кем будет сын? Даже думал, податься в бега…Теща у меня оказалась хорошая. Взяла сына на воспитание, да и мои родители помогали. Я рано лишился отца. Вот уже тридцать семь лет отчим для меня отец. А как иначе? Кто вырастил, тот и отец. Годы заключения - это годы, потерянные навсегда. Когда освободился, приехал в родной город и ужаснулся: куда я попал? Я всегда гордился своим городом: много предприятий, приветливые жители, любимые места…Где же всё это? Куда всё подевалось? Знаете, если честно, мне сейчас стыдно, что я родом из этого города.
    - Да, я прожил не совсем праведную жизнь и каюсь в этом, но я не знаю никого, кто служил в Афгане и не попал в такой переплет, как я. Работы нет, счастья нет, ничего нет. Пивнушки, кафешки, наркота и пацанва отмороженная, жестокая…подлая в сути своей.

Что дальше? Живу с женщиной, у которой судьба чем-то схожа с моей. Дважды была замужем: один уродец пил и бил, а второй пил и все выносил из дома. Верю в то, что есть в этом мире что-то такое, что сводит два одиночества, две схожие судьбы в одно целое. У нее два сына, но надеюсь, мне они станут родными. Обиды на Бога и людей нет, честно.