Все что написано и все то, что прочтете, написано не в насмешку и не по злобе. Искренне обеспокоенный, а еще обескураженный поминальным воскресеньем захотел я передать вам все то, что увидел.
Собственно говоря, что может быть глупей, чем наши поступки, жителей некогда процветающего городка, но продолжающие творить сию глупость подкрепленную огромной тупостью. Конечно, можно было напичкать сие творение ядом, добавить больше вымысла, и получился такой себе бестселлер, но этого делать не буду по простой причине: живу в этом городе. Забегая далеко вперед, скажу, что мы деградируем/ значительно/. В наших умах/?/ эволюция катится в обратном направлении и этого не остановить. Светлая Седмица - по церковным канонам, предназначается для ликования, превознося славу Господу, но никак не вписываются в эти дни, все что творим, приходя на кладбища, якобы для того, чтобы вспомнить и помянуть родных и близкий.
….Строгие, скорбные лица, траурные венки, молчаливые приветствия знакомым, все это где-то там, в прошлом от которого осталось лишь воспоминание. Воскресенье 11 апреля, час пополудни. Городское кладбище. Пыль, шумные потоки шастающей туда-сюда толпы подростков. Непрерывающийся ни на минуту гул и шелест шин иномарок. Раздирающие барабанные перепонки завывания автомобильной сигнализации…
…Расположившаяся компания молодых парней поминают усопшего друга. Сначала разливают по сто грамм водки, в пластиковые стаканчики, молча, закусывают, наливают и ставят сто грамм усопшему. Все чинно благородно. Чуть в стороне, расположилась компания попрошаек, зорко наблюдающая за всем, что происходит в радиусе десяти ближайших могильных холмиков. Спустя час, не выдерживая напряжения /времени в обрез/, двое попрошаек угрюмо посматривая на подвыпившую компанию одногодок, забирают все то, что положено на памятник. Пасхальный кулич, крашенки, колбаса и конфеты, печенье и мелко нарезанный сыр все это, утрамбовывается с помощью колена в объемный полиэтиленовый пакет. Сто грамм, поставленные на памятник заботливыми друзьями, благополучно переливается в пятилитровую, наполовину заполненную емкость. Рядом с этой могилкой резвится парнишка лет семи, жует бутерброд, при этом обрывая вечнозеленые ветви можжевельника. Молнией проскакивают непонятный, заросший субъект, выдающий себя за священника с подпевкой, состоящей из трех женщин перегруженных сумками со снедью, и уже изрядно выпивших. Отпевание предлагается за очень скромную плату при этом, само отпевание схоже на частушки с примесью молитвослова. Рядом вездесущие старушки-побирушки измазанные для скорбного вида пылью убитой временем дороги. Куда ни кинь взгляд жующие, пьющие, извергающие из себя излишек выпитого и съеденного младое поколение…Чиновники разных уровней сняв непререкаемый атрибут культуры и власти/галстук/, в расслабленных чувствах поминального дня обнимают друг друга, икая, произносят избитую фразу: Ты, меня уважаешь?
Чуть в стороне от памятника Освободителям там, где растет могучий клен, слышны первые отголоски песни-это поминают усопших. Нормально, не так ли. Поминают с песней, да так, чтобы услышали и те, кто давно истлел. Здесь же у памятника Освободителям, не стесняясь многочисленных компаний и просто прохожих, поливают мочой парни и девчонки, мужчины и женщины. Между ног то и дело метаются взад-вперед мелкие и крупные псы- очистители могильных холмиков, для них сегодня праздник. Довольно урча, такая же свора грызет доставшиеся им косточки, а рядом мяукая, не обращая внимания ни на псов ни на людей, дружно поглощают пасхальные куличи кошки и вездесущие вороны. Идиллия? Да, всеобщее набивание брюха…
Полчетвертого. Ближе к роднику там, где небольшая поляна играют в футбол ребята, каждому не более чем по десять-двенадцать лет. В пяти метрах от них, наклонив тонкий ствол молодого клена, с петлей на шее хрипит их товарищ. Рванулись к нему, освободили от петли, приводим в чувство.
-Зачем? Ты ведь такой молодой!
-Девочка не любит, - таков его ответ.
Вытирает посиневшие губы, бьет себя в грудь, что больше не повторит попытки.
Возвращаясь через полчаса, видим такую же картину. Под собственным весом удушенный, он едва дергает ногами, уже не в силах хрипеть. Обрезаем веревку, делаем искусственное дыхание, оживает. На наш возглас его товарищам о том, что мол, бросили своего друга, получаем ответ: Да он не в первый раз вешается. Дурак он, дескать, и родители его придури…
«Упокоившие родных», надравшиеся «высокие» государевы слуги, вползают в салоны ожидающих их иномарок.
По широкой, избитой ногами и траурными процессиями дороге идем к выходу. Пьяные разборки, битье пустых пивных бутылок, ненужные пакеты и газеты, все это, разлетается по месту последнего успокоения тех, кто еще недавно жил, любил и был любимым.

***Не чтим, не помним, но по-настоящему отдаемся поминанию предавая светлую память усопших. Нет ничего настоящего. Нет правил поведения, нет понимания, так что же собой представляет Светлая седмица. Впрочем, чему уж тут удивляться, если воспитаны так с раннего возраста. Молодежи - что бить головы у дверей кафе, что бить памятники, разницы никакой. А вот люди государевы, те самые, что через час сняли галстуки и вернулись в первобытность свою, они как себя чувствовали, видя все это? Да, впрочем, о чем это я таком возвышенном! С легкостью, с быстротой без внутренних изменений приняли праздник. Нет разницы в политических разногласиях, нет повода для ссор, ведь поминаем. А то, что отливают, поливая струей, памятник или простой могильный холмик, так ведь не мой! Приличия? Так извините, места для оного естественного дела нет, а водочка отметает все допустимые приличия. Водочка сближает простого смертного и чиновника, культурного и невежду….
Всякое общество имело периоды расцвета и период заката. Мы смело, можно сказать уверенно движемся к закату. Все что написано для повышения морального облика народа все это, не больше чем фиговый листочек, сквозь который виднеется наше настоящее. Цель поминального воскресенья надраться и с пахабной песней, домой. В этом и есть абсолютное истинное зерно, абсолютный смысл и наша действительность. В мире, где отсутствует мораль, нет ничего святого, а все призывы поминать, ходить в церковь так и останутся призывами, гласом вопиющего в пустыне.
В заключение прошу простить автора за столь грустное повествование, но как говорится из песни слов не вычеркнуть. Привычное все то, что есть безликим, что так гармонирует с нашей «духовностью».



15/04.2010